____________________________________________
Madame de Loynes
Антидрейфусарами стали писатели принадлежавшие к салонам мадам де Луан (например, ее любовник Жюль Леметр) и мадам Адам (Пьер Лоти, Поль Бурже, Леон Доде).
А защитниками Дрейфуса - представители салона госпожи де Кайаве (возлюбленной Анатоля Франса) и салона мадам де Пьербур.
Салоны разделились. Это была конкуренция за символическую власть над умами. «Салоны находились в состоянии объективного соперничества за накопление социального капитала посредством притягательного воздействия хозяек салона на как можно большее число политиков, издателей газет, модных художников, финансистов, — с тем чтобы превратить тот или иной салон в средоточие многофункциональной власти, позволяющей заключать стратегические союзы между разными фракциями господствующего класса и разрешать тот или иной конфликт к выгоде той или иной группы» — пишет Кристофер Шарль.
Изначально писатели принадлежали к нескольким салонам сразу. Но Дело определило дробление по принципу: кто не с нами — тот против нас.
Мне кажется, что роль литературных салонов в истории европейской словесности 17-19 веков остается недооцененной. Я писал однажды в этом журнале о великой мадам Рекамье, которая вдохновляла людей науки, писателей, философов, художников, полководцев, политиков. Где бы мадам Рекамье ни находилась, она создавала вокруг себя творческую атмосферу, превращала светский салон в центр интеллектуальной жизни, “подкручивая мужчин как часы”, являясь “катализатором” и “мотиватором” творческих людей, “гениальной посредницей”
Если посмотреть на хозяек салонов эпохи Дела Дрейфуса, то невольно удивляешься мощности их влияния.
Juliette Adam
Жюльета Адам
(Juliette Adam) – в молодости дружившая с Жорж Санд, сама талантливая писательница, публиковавшаяся свои книги под девичьей фамилией — Ламберт, постоянно жаловавшаяся на слабое здоровье (что не помешало ей прожить ровно сто лет без полутора месяцев), была не просто хозяйкой салона. Она собственно опубликовала первый роман Поля Бурже, она убедила его, что тщательный анализ мельчайших движений живой души, человеческого сердца вообще и женского в частности — это скорее материал для романов, а не стихов в духе Бодлера. Благодаря ей состоялся литературный дебют Пьера Лоти и Леона Доде. Она была главным лоббистом и апостолом заключения военного союза с Россией.
Но в момент Дела Дрейфуса Жюльете Адам было уже шестьдесят, поэтому основное противоборство в борьбе перьев происходило между мадам де Луан и мадам де Кайаве.
Madame Arman de Caillavet
Было ли оно идеологическим? Безусловно. Но еще более, как это показывает в своем исследовании Кристоф Шарль, конкуренция между лагерями углублялась благодаря глубокому сходству хозяек обоих салонов. Обе решили оказывать преимущественное покровительство только одному писателю: мадам де Луан спала с Жюлем Леметром, а мадам де Кайаве с Анатолем Франсом.
Эти два писателя, отчасти благодаря покровительству своих возлюбленных, в начале литературной войны вокруг Дела Дрейфуса, занимали сходные стратегические позиции. Франс был литературным обозревателем газеты Temps Леметр — критиком и рецензентом другой влиятельнейшей газеты Journal des débats. Оба обладали очень острым языком и слыли циниками изящно заточенных максим.
И Жюль Леметр, и Анатоль Франс причислялись к модному тогда психологическому направлению. Оба литератора претендовали на звание общенационального писателя. Оба почти одновременно стали "Бессмертными" — членами французской академии (Леметр в 1895 году, Франс – в 1896-м).
Наконец, положение обоих писателей среди авторов психологического направления было весьма непростым. Оба Ахилеса имели весьма уязвимые пятки, которые были хорошо видны наблюдателям.
Жюль Леметр до встречи с госпожой де Луан был университетским преподавателем словесности, пописывающим литературно-критические статейки. Под влиянием графини, которая была старше его на 15 лет, он обратился к драматургии. Однако, на театральном поприще большого успеха не имел. Только г-жа де Луан подтолкнула его к написанию романов. Но Леметру не хватало некоторой сверх задачи, чего-то, возможно, не очень понятного, что превращает просто неплохого автора в олицетворение эпохи.
Анатоль Франс — в начале зарабатывал себе на жизнь работой библиографа и редакторской правкой. Занимался литературной поденщиной. Писал статьи в различные энциклопедические словари и справочники, печатал небольшие заметки в библиографических журналах и каталогах, которые читали лишь немногие любители. Был рецензентом рукописей и автором предисловий к выпускаемым книгам в издательстве Лемерра. Только в возрасте 30 лет дебютировал как стихотворец — эпигон парнасской школы. Большого успеха не имел. Перешел к прозе. Подражал Флоберу. Писал критические статьи. Боролся с натурализмом, особенно доставалось творчеству Золя.
Главным же недостатком литературной деятельности Франса было ограничение креативной самости сочинителя, явно видимые границы творческого воображения. Его художественные произведения всегда граничили с историко-философскими или литературно-критическими эссе, были вариациями и интерпретациями. По словам академика Александра Ивановича Белецкого романист Анатоль Франс — это «читатель, взявшийся за перо». В поисках Франсом собственного места в литературе немаловажную роль сыграла его деятельность критика-интерпретатора. Франс приходит в литературу не ниспровергателем, а продолжателем классической национальной традиции. О Франсе говорили, что он сияет не собственным, а отраженным светом. Правда, глядя из дня сегодняшнего, понимаешь, что благодаря связи с литературной традицией, вопреки мнению, широко бытовавшему во Франции, да и за ее пределами, в кругах ниспровергателей культурного наследия, Франс сыграл немалую роль в обогащении и развитии словесности XX в. и в этом смысле оказался гораздо бо́льшим новатором и оригинальным писателем, чем иные пылкие поборники нового искусства.
Ни Леметр, ни Франс, претендуя на звание общенациональных писателей и властителей дум, до Дела не занимали никакой четкой политической позиции. О Леметре, люди очень хвалившие его говорили как о величайшем мастере импрессионистской критики. А импрессионистская критическая зарисовка изначально беспринципна, основана на личном вкусе самосознание. Франс слыл человеком, глядящим на земную юдоль с точки зрения Сатурна. «Госпожа де Кайаве, незаурядная женщина с душой борца, преобразует скептицизм Франса из негативного в боевой» - говорит Андре Моруа. Но этому боевому скептицизму необходимо было приложение, поле боя, достойная цель.
Оба писателя претендовавшие на занятие позиционных высей олимпийцев были «пасынками судьбы» среди авторов психологического направления. Вышедший из зажиточной крестьянской семьи отец Леметра был учителем начальной школы. Жюль Леметр, говорил о себе, что «Та капля истинной мудрости, та капля духовного смирения и чувства меры, которыми я обладаю, достались мне потому, что прежде чем стать писателем, я был крестьянином, привязанным к своей колокольне, своему двору, своему лугу». Леметр выбирался из нищкты путем патентованного отличника. Он воспринимался как порвавший со своей средой университетский преподаватель со всем вытекающим отсюда последствиями…
И Франс, бывший сыном продавца книжной лавки, выбился из нищеты и литературной поденщины. Так и не получивший высшего образования, Франс избрал путь кустаря самоучки, который овладевает все новыми смежными областями.
Положение любимых писателей двух хозяек салонов было созвучно и статусу их самих. Несмотря на благородную частицу «де» перед фамилией, держательницы салонов были плебейками в глазах благородного общества. Как и их протеже, самих мадам де Луан и мадам де Кайаве обитатели Сен-Жерменского предместья воспринимали в качестве выскочек с претензией на элитарность и великосветский лоск.
Мадам де Кайаве была дочерью австрийского банкира-еврея — несмываемое пятно в глазах аристократического общества.
Мадам де Луан – женщина удивительно интересной судьбы. Здесь можно прочитать биографию этой "Дамы с фиалками", вышедшей из самых низов общества, сделавшей головокружительную карьеру содержанки, разорившей многих любовников, которая затем стала графиней и светской львицей.
Оба салона обосновались в районе площади Этуаль — зоне притяжения нуворишей, противопоставлявших себя старинной аристократии Сен-Жерменского предместья и политической и финансовой аристократии предместья Сент-Оноре и Шоссе де Антен
«Для этих двух женщин салон был средством символической компенсации их относительно маргинальности в благородном обществе» - пишет Кристоф Шарль. По мнению исследователя, эти два салона ухватились за Дело, чтобы накопить символический капитал и превратить его в политический, попытаться стать штабами воюющих лагерей. Сходство и конкуренция мешали быть им в одном и том же лагере. С другой стороны, их выбор определялся социально-политическими причинами.
В детстве зарабатывавшая себе на пропитание мытьем бутылок из-под шампанского, г-жа де Луан, простолюдинка, вскарабкавшаяся по социальной лестнице благодаря многочисленным любовникам, корчившая из себя благородную даму, старавшаяся быть более графиней, чем прирожденная аристократка, с пылом неофитки воспроизводила господствующий консерватизм, сдабривая его типичным для мелких буржуа неистовым жлобством, выдаваемым за народный патриотизм.
Мадам де Луан использовала свои средства и связи, чтобы финансировать «Лигу французской отечества» с Леметром во главе. Она пыталась выстроить пьедестал литературному столпу своего любовника на антисемитизме, милитаризме и реваншизме толпы.
Антисемитизм "низов" оказался ей более близок тем, что ее ненавистная соперница мадам де Кайаве, была еврейкой.
________________________________________
Феномен того, как, мыслящий человек, попадая в определенную группу, постепенно утрачивает способность к самостоятельному мышлению, начиная смотреть и оценивать мир глазами этой группы, - это хорошо описал Артур Кестлер в сборнике "Бог, который не оправдал надежд".
У Шарля Кристофа есть удивительный анализ «Писатели и дело Дрейфуса: литературное поле и поле власти». Как принадлежность к той или иной литературной группе или салону подчас было матрицей политических позиций. Большинство консервативной литературной аристократии (парнасцы, большинство членов академии, большинство драматургов) пошли в антидрейфусары, а подавляющее большинство авангардистов, символистов, натюристов, представителей "Свободного театра" стали дрейфусарами.
Более того, если четко посмотреть как разделение между студентами и преподавателями дрейфусарами и антидрейфусарами проходит между подписантами петиций в университетах, то мы заметим, что деление четко проходит по факультетам. И исключений крайне мало.
